Копытца. Один день в DOTA 2

Этот хайку я посвятил Гринвуду:

Чертовы кочки везде,

Колючки еще.

Да чтоб тут все сгорело!

Паскудный лес, он меня в могилу сведет раньше, чем награда за голову в тысячу триста монет. Путь от уютной и теплой гостиницы до пещеры чародейки занимал более двух часов, и каждая секунда была наполнена ушибами, царапинами и попытками не переломать себе кости. Я ловкий малый, но эти крутые ухабы – слишком даже для моих копыт. Земля просто не может изгибаться под такими углами! Аюшта, что ты находишь в этих оврагах?

Мысль о чародейке вызвала радостное предчувствие. Аюшта, милая, игривая, по-детски наивная, с пушистым заячьим хвостиком и хрупкими ножками... я вспомнил, как звучит ее прекрасный голос, а сколько в нем заботы и нежности! Я готов был днями облизывать ее копытца и слушать ее сладострастные стоны, вызванные моим напором. За долгую жизнь я испробовал немало самок, но Аюшта была чем-то особенным, чем-то, ради чего я уже месяц крутился вокруг Гринвуда, вновь и вновь возвращаясь к потайной пещере, где жила хрупкая чародейка.

Иногда у меня даже возникали ужасные мысли – связать себя и Аюшту брачными узами, но я тут же гнал их прочь каленым прутом: сатиры – свободные существа! Не хватало попасть под копыто какой-то самке, пусть и такой очаровательной, и грациозной, и милой… что-то изменилось в моем сознании, ведь за последний месяц я отказался от многих дурных привычек и прекратил покушаться на служанок в гостинице, которые с любопытством на меня поглядывали.

И даже перестал убивать.

За потными мечтами я не заметил, как вышел к потайной пещере и влетел внутрь, разгоряченный и готовый наброситься на кого угодно.

– Аюшта, я пришел!

Но в пещере никого не было. На полу лежали чародейские принадлежности: деревянный котел, свирель, какие-то женские тряпки; на стенах красовались милые рисунки зверушек и деревьев. Ух ты, это что, игрушка в виде меня? Я вытащил из корзинки с нитками маленького шерстяного Рики. Он был мягким и легким, а на его морде застыло такое хитрожопое выражение, что казалось: сейчас надурит и убежит! Но ведь я не такой!

Я гораздо хуже.

– Аюшта, если это подарок для меня, то я буду покрывать тебя поцелуями до самого утра! – кому вру, и так бы до самого утра зацеловывал мою чародейку. Надо тоже сделать для Аюшты какой-нибудь подарок.

Но где же хозяйка? Ушла на водопой? Не могу ждать – сунул игрушку за пояс и побежал к озеру.

Рядом с озером ее тоже не было. Аюшта, неужели ты дразнишь меня? Чародейка чувствовала лес, как свои копыта, и либо первой находила меня, когда я пересекал границы ее владений, либо ожидала у потайной пещеры, но в этот раз что-то пошло не так. Глуповатая радостная ухмылка давно исчезла с моей морды, а в груди поселилось ноющее чувство тревоги.

Пошел дождь. Я искал, блуждая по звериным тропам среди огромных деревьев Гринвуда, и шерсть моя стала тяжелой от воды. Надо обойти все места, где мы гуляли и которые она показывала. Спустя долгие часы я насквозь продрог, но не нашел дриаду ни у корней спящего Треанта Защитника, ни на поляне с малиновыми кустами, ни даже у высокого холма, на который она иногда взбиралась, чтобы посмотреть на засыпающий под закатным небом лес. Я чертыхнулся и полез на холм.

Именно с него я увидел широкую просеку на опушке леса и понял, что случилась беда. Люди обидели ее любимый лес, и глупая дриада наверняка сунула свой милый нос в их дела.

– Чертов лес, пропади ты пропадом!

Я направился к просеке, сливаясь с тенью и листвой. Дождь закончился, и чем ближе я подходил к цели, тем больше ощущался масштаб развернутой людьми деятельности. Скрипели пилы, стучали молотки, и чавкала грязь под чужими ботинками. Это было нечто большее, чем просто лесопилка – простые рабочие не выставляют часовых.

Когда я добрался до опушки и выглянул из-за стены деревьев, мои догадки подтвердились. Множество палаток, обозов и костров, тянущихся до горизонта, а над ними развевающиеся штандарты с сияющим веером – знаком Обелиса. Этот же знак был на палатках, на щитах воинов и на гравировке их оружий. Целый военный поход, сотни солдат, если не тысячи!

Из самой высокой палатки, у которой дремал жуткий дракон-локати, вышел смуглокожий рыцарь. От его фигуры веяло такой уверенностью, что я невольно зарылся поглубже в кусты. На рыцаре сияли стальные доспехи со знаками Обелиса, а в руках он держал массивную палицу с веером на навершии.

Я слышал о нем: его имя мелькало в слухах и сплетнях. Его звали Чен, и он когда-то был степняком. Люди, которые служили под его началом, называли Чена самым могущественным жрецом единой веры, беспощадным воином и карающей дланью Обелиса, а те, кто дрался против него, говорили, что он безумный фанатик и жестокий мясник. Тот еще псих, короче.

Вслед за Ченом из палатки показалась Аюшта и – слава теням! – она была целой и невредимой.

Потрепав локати по загривку, Чен подошел к костру и поднял палицу высоко в воздух. Вокруг огня начали собираться воины.

– Братья! – провозгласил Чен. – Сегодня, на заре нашего крестового похода, к нам пришла посланница леса. Давайте послушаем, что она скажет.

Он шагнул в сторону, а вперед выбежала Аюшта. Какая же она красивая…

– Друзья, – улыбнулась она, – Я вижу перед собой великое множество доблестных воинов с чистой верой в правоту своего дела и искренними намерениями. Я всего лишь маленькая жительница леса, которая просит о милосердии. Лес не виноват в том, что оказался на вашем пути. Каждое погибшее дерево – это горе для его пушистых обитателей. Лесу нечего противопоставить железным пилам и топорам, он может лишь смиренно, как и я, просить о милости, а чтобы смягчить ваши строгие мужские сердца, я обещаю снабжать ваши обозы всеми дарами леса, которыми он может поделиться: ягодами, орехами, целебными травами, медом, чистой водой и многим другим. Склоняюсь перед вашей мудрость и добротой и жду мудрого решения.

Она действительно встала на колени и опустила голову. Я умилился, слушая ее добрый голос и наблюдая за тем, как смущенно она перестукивает копытцами. Похоже, ее очарование подействовало и на солдат: они расслабились, глуповато лыбясь, а в их рядах царила умиротворенная тишина. Аюшта, ты молодец!

Вперед вновь вышел Чен, он выглядел таким же спокойным и рассудительным, как и минуту назад. Похоже, он все-таки нормальный мужик.

– Братья, – начал он, оглядывая свое войско: – сегодняшний день преподнес нам ценный урок. Обелис послал нам испытание, и чтобы сделать правильный выбор, следует прислушаться к своему сердцу. К вере, которая заставляет его стучать.

Так же спокойно, как он говорил, Чен опустил тяжелую палицу на спину склонившейся Аюшты. Чародейка вскрикнула и упала, по-детски закрываясь ладошками, а Чен продолжил ее избивать размашистыми ударами палицы. Я прокусил руку до кости, чтобы не броситься к ней на помощь, но не смог заставить себя отвести взгляд от ее беспомощного тела.

Чен сопровождал удары словами:

– Запомните, братья, как велик бывает соблазн нечистого. Запомните, какие красивые образы могут принимать слуги нечистого, чтобы сбить нас с верного пути. Запомните, как звучит вера в ваших сердцах, и никогда не путайте ее с грешными чувствами. Сегодня вечером в знак того, что мы вместе преодолели испытание Обелиса, мы сожжем эту мерзкую ведьму в священном огне. А сейчас – собирайте осадные оружия и лестницы.

Чен развернулся и ушел в свою палатку, даже не взглянув на дриаду. Аюшта лежала на земле, ее руки и ноги покрывали ссадины и раны, из правого уха текла кровь, а бока судорожно приподнимались – так тяжело ей давался очередной вздох. На поляне царила мертвая тишина. Наконец, двое солдат поднялись и оттащили Аюшту в клетку неподалеку и кинули ее внутрь. Дракон-локати несколько раз щелкнул пастью, довольно скалясь, а потом вдруг повел носом, поворачивая голову в мою сторону. Черт, черт, черт, у них же отличный нюх!

Я отступил в тень и побежал вглубь леса, прислушиваясь, нет ли за мной погони. Но все было тихо, и вскоре я забрался на дерево, отдыхая и стараясь отстраниться от бурлящих чувств. Сейчас я бесполезен: с армией не справлюсь, потерявшую сознание Аюшту из-под носа у десятков солдат не унесу. Мне нужен гладкий план и чистый рассудок.

Все гораздо проще, когда кого-то надо убить. Выслеживаешь, подбираешь момент, действуешь и скрываешься. Но сейчас нужно не убить, а спасти, и с такой задачей я столкнулся впервые. У опушки целая армия, в которой наверняка полно следопытов – они выследят меня, если дам о себе знать, особенно если мне придется тащить на спине раненую дриаду.

И перебить их всех не удастся, как бы ни хотелось. Может, отвлечь как-нибудь? Устроить пожар? Нет, ведь недавно был дождь и Аюшта мне не простит, если огонь перекинется на деревья. Думай, Рики, думай! От злости я ударил кулаком по ветке, на которой сидел, и она неожиданно подломилась, падая и увлекая меня за собой.

– Черт бы побрал! – свирепел я, вылезая из оврага и отряхиваясь от грязи.

Все из-за этого поганого леса. И почему Аюште есть до него дело? Срубили бы эти фанатики рощицу-другую, пройдет время, и на ее месте вырастет целый бор. Почему из-за этих бездушных поленьев должна страдать Аюшта? Она отдает всю себя Гринвуду, а взамен не получает ничего. Какая польза от этих деревяшек?

И действительно, какая? А что если…

Не успел я додумать мысль, как ноги уже несли меня к месту, где глубоко в землю зарылся корнями Треант Защитник. Пришло время просыпаться.

– Вставай же ты, вставай, не то подожгу! – я пинал его ногами, швырял в ствол булыжниками и даже помочился на торчащие повсюду корни, а теперь старательно вырезал надпись «Отсоси» на его правой ладони, но дубовый лесной гигант даже не шелохнулся. – Вставай, черт тебя подери!

Бестолку, он как кусок скалы. Такой же бесполезный, как и остальной Гринвуд. Я уселся у корней и едва не заплакал:

– Аюшта, прости меня.

– А… ю… шта?.. – проскрипело это полено, открывая глаза.

Я запрыгал вокруг него, стараясь привлечь внимание.

– Да! Аюшта в беде! Плохие люди хотят ее сжечь! И весь лес тоже хотят сжечь, и всех треантов!

– Лю… ди… сже… чь?.. – нахмурился Треант.

– Да, сжечь, все сжечь! – заорал я и на всякий случай добавил: – И еще они сказали, что ты тупица!

– Ог… онь… – задумчиво протянул Треант Защитник, и с его плеч сорвались призрачные совы, сияющими бликами растворившись в лесу. А потом треант начал вздыхать, поднимая сильный ветер и ураганы из листвы. Он вдыхал столько, что я едва не состарился и умер, а когда закончил, издал пронзительный зов, выбивший воздух из моих легких:

– ГРИ-И-И-И-ИНВУ-У-У-У-У-УД!.. – звал Треант, и на его зов откликнулся весь лес. Поднявшись и с треском вырвав из земли столетние корни, Треант зашагал точно по направлению к лагерю людей, словно знал, где он находится. А за ним изо всех уголков леса следовали белки, ежи, лисицы…

Волки, ястребы, пантеры.

Медведи, урсы, кентавры!

– Задай им, полено! – обрадовался я и поспешил к лагерю. Но, в отличие от Треанта, пошел обходным путем, чтобы увести Аюшту, пока люди будут заняты сражением. Я бежал со всех ног, словно ветер, словно ястреб, и во время бега я начал сливаться с тенями, тая среди веток и листвы и повторяя про себя почти забытые слова: я неясыть в темном небе, я хорек в поле осоки, я мрак в безлунной ночи. Я – Рики Мару, бесшумный убийца, и я иду за тобой, Аюшта!

Когда очертания лагеря показались за следующими деревьями, я исчез.

Бегут солдаты, хватая копья и мечи, трубит тревогу дозорный, ревут обезумевшие звери, кромсая палатки и ломая крепления. Мимо солдат, мимо зверей, мимо костров – туда, где стоит клетка с хрупкой дриадой.

Когда я нашел Аюшту, она плакала. Слезы лились ручьем по ее щекам, а взгляд был направлен туда, где лесные звери атаковали лагерь. На ее лице застыло такое горе, что у меня едва не остановилось сердце от тоски.

Я сломал замок ударом кинжала и, отперев клетку, позвал:

– Аюшта, скорей! Это я, бежим.

– Рики, это ты натворил?.. – спросила она, хныкая.

– Как можно, ты чего? Я вообще мимо проходил!

Я схватил ее за руку – как же я соскучился по ее шелковой коже! – и потащил из клетки, поддерживая. Она хромала, припадая на одну ногу, а спустя несколько шагов и вовсе упала. Я попытался ее поднять, но вес дриады оказался мне не по силам.

– Аюшта, соберись, мы должны уматывать!

– Там… столько жителей леса… им так больно!

– Да черт с ни… то есть, они делают это ради тебя! Если ты не спасешься, их жертвы будут напрасными. Понимаешь?

Кажется, моя речь ее взбодрила. Дриада шмыгнула носом и кивнула, а потом поднялась и более уверенно зацокала к лесу. Но не успели мы выйти из лагеря, как путь нам заградил рыцарь в сияющих доспехах верхом на драконе-локати.

– Далеко собрались, еретики? – спросил Чен, помахивая палицей, а его зверь свирепо оскалился, обнажая огромные, как кинжалы, зубы.

– Побудь тут, козочка моя, – чмокнул я Аюшту и швырнул Чену под ноги дымовую гранату. Половину лагеря тут же заволокло плотным синим дымом, а я, вынимая кинжалы, бросился к рыцарю – мне не нужны были глаза, чтобы знать, где он находится.

Я нападал и колол его кинжалами, уводя подальше от Аюшты, в сторону, где шло основное сражение – а он вслепую размахивал палицей, кашляя и гневно крича:

– Покажись, невидимая крыса!

Все портил его ездовой дракон, который чуял меня, несмотря на едкий запах дыма. Не будь его – я зарезал бы Чена в первые же секунды боя, но локати всегда разворачивался мордой ко мне и кусался, клацая челюстями в дюймах от моих пальцев и не давая подобраться к лапам, чтобы подрезать сухожилия. Я уворачивался от ударов, но пропустить хотя бы один укус дракона или удар палицей означало одно – смерть. Или, как минимум, инвалидность.

Дым тем временем рассеивался, и Чен начал усиливать напор. Дела мои плохи. Хуже всего не то, что меня станет видно, а то, что мой особый дым перестанет блокировать колдовскую мощь жреца и на меня обрушатся все пресвятые небеса вместе с жирной задницей Обелиса в придачу.

Поэтому я вел, вел его туда, куда хотел, иногда поддаваясь и притворяясь раненым, чтобы запудрить фанатичные мозги предчувствием близкой победы. Его зверь несся за мной, словно взбешенный, разбрызгивая слюну и сердито рыча, а Чен только подгонял дракона, полностью уверенный в том, что победа уже в руках. Я покрылся пеной и растянул все мышцы, уворачиваясь от клыков локати и железной палицы рыцаря, но цели своей добился, и когда дым рассеялся, просто сел на землю, восстанавливая дыхание.

Чен самоуверенно изрек, глядя на меня:

– Обелис примет и тебя в свои чертоги, когда ты пройдешь девять кругов Ада, отродье.

– Вверх посмотри, – посоветовал я ему.

Чен запоздало поднял голову и увидел приближающийся ствол дерева.

– ЛЮ-Ю-ЮДИ-И-И, – грозно пророкотал Треант, одним ударом руки ломая хребет дракону-локати, как раз той, на которой было вырезано «Отсоси». Вперед, в чертоги Обелиса, козлина. Я огляделся: перевес был явно на стороне зверей, к тому же внезапность и свирепость их атаки тоже сыграли свою роль. Лес обезумел, крестоносцы, совладаете ли вы с ним?

Палица опустилась на то место, где я только что сидел, поднимая клубы пыли – реакция спасла мне жизнь. Каким-то невероятным образом Чен успел спрыгнуть с локати и теперь стоял передо мной, сосредоточенный и злой.

– Обелис придаст мне сил, – сказал он и бросился в атаку.

Все-таки он был чертовски могуч. Его палица летала с такой скоростью, что я больше думал о том, как бы не получить ей по макушке, а все мои редкие удары лишь царапали стальную броню. Все-таки я не дуэлянт и не приверженец честного боя. Но хуже всего было то, что глаза Чена разгорались сиянием, и чем ярче они светились, тем слабее я становился. Словно принял перед боем на грудь двести грамм… уже пол-литра…

Я пропустил удар.

Палица врезалась в левое плечо, ломая руку, круша ребра и швыряя меня на несколько шагов в сторону. Как же больно! Рука повисла, как треснувшая ветка, а внутри все горело и пекло, будто кто-то выжег мои внутренности огнем. Чен пнул меня ногой, переворачивая на спину, а потом наступил мне на грудь кованым ботинком. Никогда не думал, что меня настигнет такой конец. Если честно, я был уверен, что когда-нибудь меня подстережет один знакомый кот и прирежет за награду, но смерть в бою с рыцарем?..

– Последнее слово? – спросил Чен и, не дожидаясь ответа, поднял палицу.

– Пошел ты, – булькнул я. Прости, Аюшта. Хреновый из меня спасатель. Подло убивать со спины – все, на что я способен…

Но удара не последовало. Я приоткрыл глаза и увидел Чена, все также возвышающегося надо мной, но что-то торчало у него из груди. Что-то сияющее, опутанное лианами и необычайно острое.

Импетус.

Рыцарь выронил палицу и упал на колени, харкая кровью и пытаясь произнести какое-то заклинание. Вот черт, он собирается исцелиться!

– Последнее слово?.. – из последних сил, правой, еще целой рукой я вогнал ему кинжал по самую рукоятку в горло. Чен забулькал и завалился набок, дергаясь в конвульсиях. Я плюнул ему в рожу, а сам, обесиленный, упал на спину.

Вокруг гремел шум битвы, раздавались какие-то истошные вопли и рев урс. Теперь и умереть не стыдно.

Кто-то бережно поднял меня на руки. Вокруг залетали маленькие светящиеся призраки, которые то и дело прикасались к моим ранам, заживляя их.

– Я умер? Ангелы, это вы?

– Мой маленький глупый Рики, – прошептала Аюшта, и я увидел ее прекрасную мордашку. Она несла меня на руках куда-то прочь с поля боя, и делала это так аккуратно, что казалось, я плыву в воздухе. Постепенно звуки битвы отдалились. Аюшта несла меня тайными тропами, ведомыми только духам леса, и не прошло и сотни вздохов, как мы оказались в потайной пещере. Дриада бережно опустила меня на мягкие ткани. Что-то мешало мне лежать, я поворошил рукой за пазухой и вытащил игрушечного Рики.

– Аюшта, знаешь, а когда-то я был принцем… – произнес я.

– Ты всегда был моим принцем, Рики, – сказала Аюшта и поцеловала меня в губы. Я почувствовал, что мое тело вновь наполняется жизнью, что поврежденные органы восстанавливаются, а кости срастаются. Кроме этого я почувствовал кое-что еще, но об этом я распространяться не собираюсь.

– Аюшта… Аюшта, раздевайся.